Грех в твоей крови - Дана Мюллер-Браун

Он был одним из моих немногих союзников в княжестве Истины. И он погиб. Тарон сказал, что выжили только несколько настоятелей монастырей и жителей деревни. О героях он не говорил. Зет служил в нашем дворце. Он был героем одного довольно противного дворянина, который жил с нами с самого рождения.

– Да, он передавал мне информацию. И постоянно подчеркивал, что в тебе таится великая сила. Кроме того, он сообщил мне, что твой настоятель, Режан, довольно часто приглашал тебя к себе. – Он усмехнулся. – Похоже, ты одаренный читатель.

Какое-то время я размышляю, есть ли смысл это отрицать, но решаю, что нет.

– Да, это так, – подтверждаю я.

– Ты уже с тринадцати лет научилась закрывать от других сознание.

У меня перехватывает дыхание, но я быстро справляюсь и снова киваю.

– Это серьезный признак. Шева и Джиа не умеют этого делать.

Джиа гневно сверкает глазами.

– А ты? – спрашиваю я, хотя ответ мне уже известен.

– Разумеется, умею.

Я собираюсь с духом, разжимаю руки и, как и он, немного наклоняюсь вперед.

– Чей ты ребенок? И не говори мне, что это был просто какой-то дворянин. В тебе течет княжеская кровь, Миел. Я это чувствую.

Некоторое время он задумчиво на меня смотрит, пока я ожидаю ответа, который каким-то образом давно уже знаю. Интересно, почему?

– На свет меня произвели бывший князь Высокомерия и его супруга, – спокойно объясняет он. Он тщательно подбирает слова, и становится ясно, что он не считает их своими родителями.

– Их сыновья – Ларакай и Лиран. И я знаю их героев.

– Однако ты не знаешь, что у них был еще один ребенок. Сын, который родился больным и умер в пять лет. Тогда Лиран меня и спас, как я уже говорил.

Я опускаю взгляд, потому что чувствую, что напомнила ему о чем-то, что он запер глубоко внутри. Это выдает его голос, в котором слышна печаль. Такое же горе я испытала, когда умерли Филипп и Калеб.

– Лиран тоже хочет, чтобы я училась и стала сильной. Чтобы могла использовать свои демонические силы.

Я опять направляю на него взор.

Шева и Джиа тоже смотрят на Миела, причем вид у них ошарашенный.

– Зачем ему это нужно, если она станет сильнее его? – тихо и растерянно спрашивает Шева.

– Этого я не знаю, – отвечает Миел.

– Он говорит, что некоторые князья намерены убить Авиелл, и он хочет, чтобы я могла себя защитить.

Джиа смеется. Хотя это и презрительный смех, она впервые выглядит не такой напряженной. И смеется довольно долго, пока Миел не поднимает руку, после чего она замолкает.

– Ты должна ему доверять, – наконец заявляет он.

– Ах, вот как? – Я качаю головой. – Так вот почему тебе несколько часов назад понадобилось проверить мое отношение к нему? Чтобы потом сказать мне, что я могу ему доверять?

Я встаю и собираюсь уйти. Здесь что-то не так. Я чувствую это каждой клеточкой тела. Они все что-то от меня скрывают.

– Не уходи.

– Зачем мне оставаться? Кстати, где все остальные?

– Какие еще остальные? – спрашивает Шева.

Мне становится смешно.

– То есть крутые бунтовщики – это вы трое?

Шева кивает и расправляет плечи, будто они и правда всесильны и непобедимы.

– Вы сумасшедшие, если думаете, что втроем сумеете свергнуть князей. При этом есть еще эти теневые беглецы, «Золотое перо» и, возможно, даже архангелы.

Мне становится не по себе.

– Вчетвером, – возражает Миел. – Ты тоже должна принять участие в этой игре.

Игра. Опять это слово, и я должна разобраться, в чем именно будет заключаться эта игра. Я понимаю, почему он это так называет. Сейчас я постоянно должна играть. Играть роль.

– А потом? Вы хотите захватить власть себе или править будут эти архангелы?

– Что ты о них знаешь? – скептически спрашивает Миел.

– Ничего. Но я знаю, что здесь сидят три героя, которые понятия не имеют, что они делают и что в результате должно случиться с этим миром.

– Мы выберем наших правителей, – вмешивается Шева.

Я фыркаю. В каком мире им удастся выбрать, кто будет правителем? Это утопия.

– Мне не хочется играть в эти игры.

Я качаю головой и встаю. Иду по длинному коридору, подхожу к входной двери, но, когда я собираюсь взяться за дверную ручку, меня кто-то опережает. Я вижу руку Миела и оборачиваюсь.

– Ты утверждал, что хочешь, чтобы я нашла себя. Чтобы у меня появилась жизнь и личность, которые могут быть только у людей. Но в то же время тебе хочется, чтобы я не была самой собой, а играла роль. И хочешь этим воспользоваться… Использовать меня!

– Да, я этого хочу.

Я фыркаю, потому что не знаю, как на это отвечать.

– Но я хочу этого не для своих личных целей. Для наших общих. Понимаешь?

Конечно, я это понимаю. Однако я опять оказываюсь всего лишь марионеткой в игре.

– Не думай так.

Я раздраженно моргаю и пытаюсь закрыть сознание. Но его демоническая сила очень велика, и мой разум с ним не справляется.

Я чувствую его внутреннюю силу. И ощущаю запах серы. Все это кажется таким правильным и родным мне. Как часть меня, которая хочет вырваться наружу.

Он стоит здесь и олицетворяет все то, чем я хочу быть. Хочу, чтобы мне было позволено быть такой. В то же время я остаюсь верной своему воспитанию. Меня растили, чтобы я была верной князьям. Я и сама хочу быть верной. Потому что я люблю Авиелл и сделаю для нее все что угодно.

Миел поднимает руку и слегка гладит мой разбитый нос. В этот момент я чувствую, как он исцеляет эту травму. Запах дыма и серы становится сильнее. Затем он убирает прядь с моей покрытой шрамами кожи, там, где когда-то красовался символ героя.

Я не отрываю глаз от его черной лилии. Я тоже хотела бы к ней прикоснуться, но не решаюсь. Я ни до кого не дотрагивалась без разрешения. Никогда. Только в детстве, и то меня за это сурово наказывали.

– Тебе понравилось, когда Лиран лизнул тебя?

Я теряю дар речи.

– Что?

Я не могу разобраться в своих чувствах. Этот грубый голос, наглость и такая прямота вызывают во мне похоть. Вместе с тем мне хочется опять ему врезать.

– Это было отвратительно, – отвечаю я.

Он приподнимает уголок рта:

– Как бы ты это оценила, если бы знала, что это был я?

Я вздрагиваю:

– Так же отвратительно.

К сожалению, эти слова звучат не настолько убедительно, как мне хочется. Да, они кажутся откровенным враньем. Таким враньем, что Миел придвигается ко мне еще ближе,